Они говорили о далеких городах, которые они увидят однажды, где их ожидает спасение.

Люди поступили правильно, начав строить города. Их инстинкт толкает их на то, чтобы собрать воедино все блага и службы, чтобы поддерживать слабую жизнь, которая может быть спасена единственной коркой хлеба, поданной милосердным соседом.

Себастьян д'Оржеваль обсуждал с ней проекты ее появления во Франции.

— То, что вы вернетесь в Европу, не отнимет у вас тех связей, которые вы установили в Новом Свете. Господин де Пейрак прекрасно общается с людьми, и его корабли смогут навещать порты Нью-Йорка и Квебека.

По его мнению, судьба колоний не зависела от одного присутствия того или иного человека. Не было никакого выхода из замкнутого круга войн, стычек и набегов то одной, то другой стороны; всегда будут жертвы — белые или индейцы, французы или англичане.

— Главные силы — там, — говорил он. — Версаль управляет судьбами народов, находящихся даже в самой глубине неизведанных краев.

Многочисленные экспедиции пожирают расстояния. Господин де ля Салль не замедлит водрузить знамя короля Франции над Иллинойсом, и кто знает? Он может зайти до Мексиканского залива, если ему удастся спуститься вниз по Миссисипи до ее устья.

— И Новая Англия будет окружена.

— Вот видите, Версаль делит территории и направляет ход войн. Если бы ваш супруг не смог сопровождать господина де Фронтенака, то интриги врагов нашего губернатора привели бы его в Бастилию. Нужно постараться сделать для него еще больше. Нужно, чтобы он вернулся в Канаду. Ибо новый губернатор — сумасшедший. И что еще хуже, — он глуп.

Она представила себе двор. Он не без основания называл его джунглями, и кому, как не ей, было дано это знать? Однако, она не могла не думать о красоте Версаля.

Король Людовик Четырнадцатый создал культ красоты, он приветствовал все формы искусства. Да, двор был джунглями, но еще и Храмом Красоты.

— И однако, — сказал Анжелика, — еще труднее вернуться в места, где было применено первое оружие.

Она чувствовала в себе новые силу, готовые к порыву. Теперь, когда Жоффрей вступил в контакт с королем, выполнил свою миссию, она хотела бы оказаться рядом с ним, не отпускать его от себя. Вдвоем они легко справятся с трудностями, вдвоем они смогут насладиться очарованием Версаля.

Когда она прекращала мечтать, действительность обрушивалась на нее всей тяжестью. Она опасалась дальнейших ударов судьбы.

Кончится ли когда-нибудь зима?

— Можно ли предположить, что где-то существуют дворцы, где танцуют, где слушают небесную музыку, где делают такие большие торты, что в них может спрятаться ребенок, одетый Амуром, и под аплодисменты вылезти прямо на стол?

— Да, можно представить, — говорил он, — и за это надо возблагодарить Господа. Это честь нашего мира — уметь поддерживать без устали огонь и мир роскоши. Если везде будут нищета и голод, то воистину настанет конец света.

Мы, находясь в нашем аду, должны быть благодарны тем, кто сейчас танцует и смеется, как наш король, потому что они продолжают создавать все формы Красоты, чтобы услаждать взгляд и ум.

Ибо это означает, что огонь продолжает гореть, что это единственный очаг в этом мире, и что надо надеяться, что мы однажды сможем погреться у него. Надежде все дозволено, если знать, что горит хоть одна искорка этого огня.

Естественно, поток грязи, преступлений и обманов, который несет нас, силен. Но поток золота и драгоценностей жизни, лава извергающегося божественного вулкана, которая лелеет наш экстаз и наше восхищение, тоже обладает несгибаемой мощью. И там-то мы и должны питать наши мечты и амбиции.

Можно было подумать, что в нем присутствует что-то от разума Жоффрея. Она все больше в этом убеждалась. Она узнавала эти мысли, эти блестящие идеи, которые сеньор Аквитании с таким величием излагал ей. Разница была в том, что священник походил на трубадура, которого тащили на паперть Нотр-Дам за веревку, привязанную на шее. Он потерял от этого голос и привык молчать. Так что не так уж просто было услышать от него то, что он думает.

Сердце Анжелики устремилось к Жоффрею. Она думала: «Я понимаю тебя, любовь моя. Мы снова встретимся в мире и покое и поговорим».

Несколько раз священник повторил, что не стоит господину де Пейрак тревожиться о судьбе его семьи.

— Я обо всем позабочусь.

Главное — это король. И, общаясь с ним, господин де Пейрак послужит на благо народов и континентов, чем если будет тратить силы на то, чтобы спасать своих.

Она вспомнила, что Жоффрей никогда не поддавался ложным тревогам.

— Если и поддавался, то не слишком, — заметила она с легким упреком.

Его способность к концентрации давала повод ревнивому сердцу думать, что о нем забыли. Иногда Анжелика подозревала мужа в том, что он увлекся какой-нибудь дамой.

Но теперь главным был король.

Она от души забавлялась, потому что Себастьян д'Оржеваль говорил о том, что Жоффрей должен подготовить все к приезду Анжелики.

— Вы не должны страдать от нехватки чего-либо. Все должно быть в вашем распоряжении. К вашим услугам должны быть дворецкие, камердинеры, горничные, кареты и лошади. На стенах ваших домов должны висеть самые прекрасные картины и гобелены, должна стоять самая изящная мебель, должны быть безделушки, любимые вещицы, драгоценности и наряды.

— Успокойтесь, — говорила она ему, — мой дорогой управляющий. Если уж мой супруг захочет моего возвращения во Францию, то у меня будет все. Безделушка или украшение, все, что сможет мне дать почувствовать вкус к жизни и поможет мне забыть обо всем, что я потеряла.

Она застала его за тем, что он проверял оружие: оно хранилось, как положено, завернутым в промасленную ткань, и не пострадало.

Конец зимы — это возвращение людей. Он хранил воспоминания о том, что видел в миссии Сен-Жозеф. Он помнил, что, как только снег растает и лед сойдет с озер, армии господина де Горреста продолжат свою войну с ирокезами.

— Они истребят индейцев, сожгут их селения. Быть может, настанет конец стране ирокезов. Но я знаю их: Уттаке снова исчезнет. Он уведет с собой тех, кто уцелел. И напрасно их будут преследовать: они исчезнут с лица земли!

— Что вы хотите этим сказать?

— Они исчезнут! — повторил но, сопровождая слова жестом. — Я хочу сказать, что они станут невидимыми.

— Я не отрицаю чудесное, но я думаю, что здесь должно быть вполне материальное объяснение. Ведь и о вас, отец д'Оржеваль, говорили, что вы умеете летать!.. И что можете стать невидимым? Однако…

Но он лишь улыбнулся, погруженный в раздумья.

— Да, есть одна идея. Как только преследователи уберутся, они снова появятся и недалеко отсюда.